Research paper

Эволюция Авторитаризма В Туркменистане — От Советизма К Султанизму

Эволюция Авторитаризма В Туркменистане — От Советизма К Султанизму

Данное исследование анализирует исторические, институциональные, идеологические и международные основы авторитарного режима, сформировавшегося в Туркменистане после 1991 года. Исследование показывает, что Туркменистан представляет собой самый закрытый и жесткий авторитарный режим на постсоветском пространстве. Основными опорами режима являются культ личности, усиленный институт президентства и репрессивные органы безопасности.

Модель «неосултанизма», заложенная в период правления Сапармурата Ниязова, была продолжена его преемниками — Гурбангулы и Сердаром Бердымухамедовыми, при этом культ лидера укреплялся за счёт мифологии вокруг Рухнамы и титула Аркадаг («Покровитель»).

ВВЕДЕНИЕ

В современном анализе политических систем ключевыми элементами для понимания авторитарных режимов выступают институциональные структуры, идеологические опоры и роль международной среды. Эти компоненты создают прочную аналитическую основу для изучения устойчивости авторитарной власти, её трансформационного потенциала и взаимодействия с внешними акторами (Matveeva, 2009). Наблюдаемое разнообразие форм авторитаризма на постсоветском пространстве делает необходимым отдельное исследование в региональном контексте.

В этом отношении Туркменистан представляет собой уникальный случай. В отличие от других республик Центральной Азии, которые после распада СССР провели ограниченные реформы или выстроили гибридные модели управления, Туркменистан сохранил полностью закрытую, персоналистскую и централизованную политическую систему (Heathershaw, 2011). Начиная с правления Сапармурата Ниязова, в стране был создан «культ основателя нации», все институты власти были сосредоточены вокруг президента, а преемник Гурбангулы Бердымухамедов ещё больше укрепил эту систему, что позволяет охарактеризовать туркменскую модель как классический «неосултанистский» авторитаризм (Cummings, 2010a).

На идеологическом уровне туркменский авторитаризм базируется на национальной идентичности, лояльности государству и сакрализированном образе лидера. Рухнама, квазирелигиозный и идеологический текст, стал инструментом идеологической гомогенизации общества, а контроль над образованием, СМИ и общественным дискурсом усилил устойчивость режима (Schatz, 2006).

На международной арене Туркменистан провозгласил себя «нейтральным», выстраивая сбалансированные, но изоляционистские отношения с глобальными и региональными державами. Такая стратегия с одной стороны обеспечивает защиту от внешнего давления, а с другой — позволяет избирательно сотрудничать в рамках геополитических интересов, связанных с энергетикой. Закрытая информационная среда, репрессивные органы безопасности и непрозрачное управление делают Туркменистан одной из немногих стран, сохраняющих жёсткий контур авторитаризма (OSCE/ODIHR, 2022a).

Цель данного исследования — объяснить, как в постсоветском пространстве сохраняется столь жёсткая форма авторитаризма, путём анализа институциональной архитектуры, идеологической конструкции и международного позиционирования режима Туркменистана.

МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ РАМКА

Исследование основано на качественном подходе и направлено на анализ различных аспектов политического режима Туркменистана: его исторического развития, институционального устройства, идеологической основы и международных связей.

В качестве основных источников использованы научная литература, отчёты международных организаций (например, Freedom House, Human Rights Watch, OSCE/ODIHR) и экспертные анализы.

Теоретическая основа исследования опирается на существующие академические подходы к авторитаризму (Levitsky & Way, Cummings, Schatz и др.) и стремится показать, как Туркменистан классифицируется в рамках этих подходов.

Цель — понять, как был построен режим, на каких основаниях он держится и при каких условиях может измениться.

ИСТОРИЧЕСКИЙ И КОНТЕКСТУАЛЬНЫЙ ФОН

Для понимания современной политической архитектуры Туркменистана необходимо проанализировать роль советского наследия и процессов постсоветского перехода. Централизованная и иерархическая модель управления в СССР — вертикальный контроль сверху вниз, система номенклатуры и запрет на политический плюрализм — оказали глубокое влияние на процесс государственного строительства в Туркменистане. В советский период Туркменская компартия подчинялась непосредственно Москве, что ограничивало автономию национальных элит и концентрировало власть в руках партийного руководства (Horák, 2016a).

Это патримониальное управление, унаследованное от СССР, было сохранено в новом политическом устройстве и воспроизведено под другими названиями. Вместо политического плюрализма утвердилась централизация личной власти и формирование культа лидера (Luong, 2002).

В 1999 году Сапармурат Ниязов был провозглашён «пожизненным президентом» и получил статус «вечного лидера нации», что ещё больше укрепило институциональные основы авторитаризма (Horák, 2016b). Его правление является примером классического патримониального лидерства, при котором государственные структуры формировались на основе личной преданности (Kuru, 2014).

Написанная Ниязовым Рухнама стала ядром государственной идеологии. Этот текст имел не только политическое, но и социально-религиозное значение — он проник во все сферы общественной жизни, включая образование, религию и повседневную практику, придавая тотальному контролю символическое измерение. Рухнама использовалась в школах как учебник, включалась в тесты при поступлении в университеты и даже при сдаче экзаменов на водительские права (Khalid, 2007a). Таким образом, идентичность государства и общества концентрировалась вокруг символического образа лидера.

После смерти Ниязова в 2006 году его преемник Гурбангулы Бердымухамедов провёл некоторые технократические реформы, но основные политические направления — сохранение авторитарных структур, культ личности и идеологическая монополия — остались неизменными (Freedom House, 2024a). Это свидетельствует о том, что основы режима укоренены не только в личности правителя, но и в глубинных институциональных и идеологических конструкциях.

ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ МЕХАНИЗМЫ

Политический режим Туркменистана основан на классической модели гиперпезидентства. Президент занимает центральное место как в исполнительной, так и в политической системе страны, являясь высшей инстанцией при принятии всех ключевых решений. С 1992 года изменения в конституции расширили полномочия президента, выведя его за пределы контроля со стороны парламента и судебной власти и наделив сверхинституциональной ролью.

Наряду с усилением президентской власти наблюдается целенаправленное ослабление других институтов — это один из основных механизмов устойчивости авторитаризма (Cummings, 2010b).

Исполнительная власть полностью подчинена президенту. Кабинет министров состоит из лиц, назначаемых президентом, и не подотчётен парламенту. Парламент Туркменистана — Меджлис — существует формально, но его реальная функция носит символический характер. Он фактически лишён законодательной инициативы и участия в процессе принятия решений. Поскольку депутаты Меджлиса подбираются или утверждаются президентом, парламент служит в основном для создания видимости легитимности.

Одним из столпов режима является аппарат безопасности. Министерство национальной безопасности (Milli Howpsuzlyk Ministrligi), преемник КГБ, занимается контролем за политической оппозицией, преследованием инакомыслящих, цензурой в СМИ и обеспечением общественного контроля. Согласно отчётам правозащитных организаций, лица, критикующие режим, подвергаются физическому насилию, внезаконным задержаниям и длительной изоляции (Human Rights Watch, 2023).

В отличие от моделей «конкурентного авторитаризма», описанных Левицки и Уэем, Туркменистан скорее соответствует категории «гегемонистского авторитаризма» (Levitsky & Way, 2010). В таких системах формальные институты — парламент, выборы, суды — существуют, но доминирование режима исключает всякую реальную конкуренцию. Политические противники систематически устраняются, а выборы превращаются в заранее решённую процедуру. В Туркменистане отсутствуют альтернативные кандидаты, сбалансированное освещение в СМИ и объективный мониторинг выборов, что усиливает тоталитарный/авторитарный характер системы (OSCE/ODIHR, 2022b).

Кроме того, судебная система полностью зависит от политической власти. Судьи назначаются и увольняются президентом, иногда в произвольной форме. Судебные решения не влияют на политические процессы, поскольку юридические институты ориентированы исключительно на защиту интересов режима.

Таким образом, институциональная система Туркменистана — усиленное президентство, формальный и слабый парламент, политизированные органы безопасности и зависимая судебная власть — формирует централизованную и авторитарную модель управления, обеспечивающую устойчивость режима.

Идеология и культурный контроль
 Одним из ключевых механизмов устойчивости авторитарных режимов является идеологическое доминирование и культурный контроль. В случае Туркменистана эти процессы были институционализированы с помощью книги Рухнама, написанной Сапармуратом Ниязовым, и проникли во все сферы государственной жизни. Этот труд превратился из литературного или исторического текста в символ государственной идеологии. Являясь уникальным идеологическим инструментом, Рухнама укрепляла культ личности и функционировала как обширный механизм общественного контроля.

Все средства массовой информации и информационные ресурсы находятся под полным контролем государства. Деятельность независимых СМИ в стране невозможна, а свободная журналистика жёстко подвергается цензуре. Доступ к внешним источникам информации ограничен, а выход в интернет строго контролируется. Использование VPN и других технологий анонимизации криминализировано, что резко ограничивает поток информации среди граждан (Reporters Without Borders, 2023). Эта ситуация создаёт информационную асимметрию, позволяя государству сохранять идеологическое влияние и контролировать общественное мнение.

Государственный контроль также распространяется на религиозную сферу. Наряду с идеологией Рухнама, независимая религиозная деятельность и организации подвергаются подавлению — функционировать могут только религиозные структуры, одобренные государством (Khalid, 2007b). Это служит как цели обеспечения социальной стабильности, так и предотвращения формирования возможной религиозной оппозиции.

Таким образом, идеологические и культурные инструменты контроля выступают важнейшими опорами легитимности авторитарного режима в Туркменистане. Через культ лидера и культурную доминацию большая часть общества вынуждена принимать политический курс государства, в то время как распространение альтернативных идей строго подавляется.

Эпоха Бердымухамедовых: Авторитарная преемственность и неомонархическая консолидация
 После смерти Сапармурата Ниязова в 2006 году к власти пришёл Гурбангулы Бердымухамедов. В первые годы он использовал риторику реформ, однако фактически она ограничилась символическими и демонстративными жестами. Некоторые визуальные проявления культа личности времён Ниязова (например, повсеместная централизация Рухнамы, золотые статуи) были устранены, но им на смену пришла новая структура личного культа. Представленный как «Аркадаг» («покровитель»), Гурбангулы Бердымухамедов стал новым идеологическим центром государства, обеспечив символическое обновление авторитаризма. Это было не просто изменение символов, а адаптация модели авторитарного государственничества — формы изменились, но содержание стало ещё более централизованным и нормализованным (Koch, 2013).

На новом этапе режим Бердымухамедова интегрировал в систему некоторые элементы технократического управления: цифровые инициативы, инфраструктурные проекты, участие в международных выставках — всё это формировало образ «модернизирующегося» Туркменистана. Однако эти шаги представляли собой лишь поверхностную модернизацию и не затрагивали суть политических институтов. Вся вертикаль власти оставалась связанной с волей президента, а силовые органы продолжали подавлять даже минимальные проявления гражданского общества (Freedom House, 2024b).

Передача президентской власти в 2022 году сыну Бердымухамедова — Сердару — продемонстрировала открыто неомонархический характер туркменского режима. Это — одно из наиболее ярких проявлений династического авторитаризма на постсоветском пространстве. Легитимность власти строится не на институциональных основах, а на семейно-родовой преемственности, и продолжает модель, где личный авторитет лидера является главным политическим механизмом. Президентство Сердара Бердымухамедова пока носит формальный характер, в то время как реальная власть, по всей видимости, остаётся в руках отца, сохраняющего статус Аркадага (Bohr, 2022).

Следует отметить, что такая модель характерна не только для Туркменистана, но и отражает тенденции в более широком региональном контексте — в Центральной Азии и на Кавказе, включая Азербайджан. Культ личности, поверхностная технократическая модернизация и внутрисемейная передача власти — общие черты этих режимов. Однако Туркменистан представляет собой наиболее радикальный пример данной структуры, отличаясь как глубокой политической пассивностью, так и устойчивостью репрессий.

Международный контекст
 Внешняя политика Туркменистана строится вокруг статуса «постоянного нейтралитета», что обеспечивает стране особые преимущества в международных отношениях. Признанный ООН в 1995 году, этот статус позволяет Туркменистану оставаться вне военных альянсов и противостояний великих держав, что способствует защите государственного суверенитета (Anceschi, 2020a). В то же время, нейтралитет снижает степень международного мониторинга и критики, предоставляя режиму больше свободы во внутренней политике.

Экономическая и политическая устойчивость режима обеспечивается стратегическими отношениями с крупными авторитарными державами — Россией и Китаем. С Россией Туркменистан имеет долгосрочное сотрудничество в военной и энергетической сферах, однако влияние Москвы носит преимущественно политический характер. Китай же в последние годы стал главным экономическим партнёром Туркменистана — прежде всего как основной покупатель туркменского газа, что увеличивает его влияние в регионе (Peyrouse, 2022).

Углубление экономических связей с Китаем приносит режиму значительные финансовые ресурсы и определённую степень экономической независимости. В рамках инициативы «Один пояс — один путь» сотрудничество охватывает инвестиции в энергетическую инфраструктуру и транспортный сектор (Anceschi, 2020b). Это позволяет Туркменистану позиционировать себя на международной арене как стабильного и надёжного партнёра.

Тем не менее, политика постоянного нейтралитета и выборочные финансово-политические связи с внешними государствами являются ключевыми факторами устойчивости внутреннего авторитарного режима. Эти элементы укрепляют геополитическое положение Туркменистана в регионе и повышают его конкурентоспособность на международной арене.

Туркменистан и модели авторитаризма в регионе
 Несмотря на структурные сходства авторитарных режимов в Центральной Азии, у каждого из них свои особенности и траектории развития. Туркменистан формирует наиболее закрытую, основанную на культе личности и идеологически монолитную политическую систему. В отличие от Казахстана и Узбекистана, Туркменистан не допускает даже имитации политической либерализации и не предпринимает серьёзных институциональных реформ.

Например, после 2019 года Казахстан инициировал формальную смену лидера, смягчение законодательства о политических партиях и ряд реформ, направленных на улучшение имиджа страны — курс на «авторитарную модернизацию». В Узбекистане при Шавкате Мирзиёеве были проведены некоторые экономические реформы, внедрены технократические изменения и ограниченные шаги по открытию медиа (BTI, 2024). Туркменистан же не создал ни условий для экономической диверсификации, ни пространства для политической конкуренции — это делает его наиболее последовательным примером неосултанистского авторитаризма (Cummings, 2010).

Различия прослеживаются и во внешней политике. Казахстан и Узбекистан реализуют многовекторный курс, открыто сотрудничают с западными институтами. Туркменистан, напротив, изолируется под флагом нейтралитета и делает ставку на двусторонние связи с Китаем и Россией, основанные на авторитарной совместимости.

Китай и Россия: две разные модели авторитарного влияния
 Хотя и Китай, и Россия являются доминирующими акторами во внешней политике Туркменистана, их стратегии влияния существенно различаются по характеру и целям.

  1. Россия: нормативно-политическое и силовое влияние
     Российская Федерация реализует своё влияние в Центральной Азии через политическую лояльность, сотрудничество в сфере безопасности, продвижение российских медиа и русского языка. Несмотря на то, что Туркменистан не является членом ОДКБ или ЕАЭС, между странами существуют двусторонние соглашения в сфере безопасности. В постсоветском интеграционном дискурсе Москва рассматривает Туркменистан как страну, за которой необходим «надзор» (Anceschi, 2020c).


Кроме того, для туркменской политической элиты российская модель управления знакома и унаследована из прошлого, что способствует адаптации к российским нормам и поддерживает авторитарное статус-кво.

  1. Китай: экономическое доминирование и политика невмешательства
     Влияние Китая основывается преимущественно на экономической зависимости. Более 80% туркменского газа экспортируется в Китай, формируя структурную зависимость в энергетическом секторе (Farkhod Aminjonov, 2018). Китай инвестировал в инфраструктурные проекты, транспортные коридоры и логистику энергосектора Туркменистана, получив значительное влияние в рамках инициативы «Один пояс — один путь».


Принцип невмешательства Китая во внутреннюю политику делает его идеальным стратегическим партнёром для туркменского режима. Эта модель воспринимается как «безусловная поддержка», позволяющая авторитарным правительствам уклоняться от международного давления.

На этом графике сравниваются формы влияния России и Китая на Туркменистан по шести основным аспектам. Россия и Китай представляют собой два ключевых столпа, обеспечивающих устойчивость авторитарного режима Туркменистана в международной системе. Однако их методы влияния носят дополняющий, а не взаимоисключающий характер. Россия выступает в роли поставщика идеологической и символической легитимности, тогда как Китай обеспечивает материальную и технократическую стабильность. В свою очередь, Туркменистан проводит стратегию баланса между этими двумя моделями, стремясь получить максимум уступок от обеих сторон — что одновременно защищает режим от внешнего давления и способствует устойчивости внутренних авторитарных структур.

Общество и потенциал социального сопротивления

В условиях жёстких политических репрессий и тотального контроля над информацией в Туркменистане отсутствует открытая оппозиция и организованная гражданская активность. Однако это не означает, что общество полностью пассивно или однородно. Напротив, в репрессивных политических режимах часто наблюдаются формы «тихого недовольства» и скрытого сопротивления, выражаемого через неформальные каналы.

В контексте, где легитимность власти базируется преимущественно на символическом авторитете, страхе и системе вознаграждений, широко распространены формы индивидуального пассивного сопротивления — неформальная нелояльность, избегание, техническое несоответствие, повседневная апатия. Такие действия можно интерпретировать в рамках концепции Джеймса Скотта как «скрытые транскрипты» или «симуляция административной лояльности» — когда граждане демонстрируют лояльность в публичной сфере, но в частной формируют критические или альтернативные взгляды (Bertelsmann Transformation Index, 2024).

Зарубежная диаспора и информационное сопротивление

Границы авторитарного контроля становятся всё более проницаемыми, особенно в условиях стремительного развития информационных технологий и транснациональных миграционных потоков. В этом контексте туркменская диаспора за рубежом — особенно в Норвегии, Турции, США и странах Европы — превратилась в одного из ключевых акторов информационного сопротивления. Эмигрантские СМИ, такие как Chronicles of Turkmenistan (Turkmen.news), Radio Azatlyk (туркменская служба Радио Свобода), а также различные аккаунты в соцсетях частично разрушают монополию режима на информацию. Через эти каналы в Туркменистане распространяются альтернативные нарративы, формируя символическое противодействие доминирующему дискурсу власти.

Хотя транснациональное информационное обращение часто является избирательным, фрагментированным и децентрализованным, оно способствует развитию форм эпистемического сопротивления в отдельных сегментах общества. Это не только доступ к информации, но и критическое переосмысление идеологических рамок режима, предложение альтернативных моделей реальности. Современные политические теоретики, такие как Дэвид Рансиман и Джейсон Стэнли, подчёркивают, что авторитарные режимы контролируют информацию не только через цензуру и репрессии, но и через эпистемическую гегемонию — контроль над тем, как информация воспринимается и интерпретируется (Stanley, How Fascism Works, 2018).

В этом контексте зарубежные источники информации, особенно медиа, созданные активистами диаспоры, выполняют не только информационную, но и символическую функцию сопротивления. В закрытом информационном пространстве Туркменистана такие каналы значат больше, чем просто «утечка информации» — они служат платформами для сохранения коллективной памяти, озвучивания голосов жертв репрессий и воображения альтернативного будущего (Morozov, The Net Delusion, 2011; Pearce & Kendzior, 2012).

Такой поток информации не только бросает вызов официальному дискурсу, но и позволяет осуществлять транснациональные дискурсивные вмешательства против цифровых технологий контроля, применяемых режимом. Таким образом, эмигрантские медиа — несмотря на свою децентрализованность и уязвимость — расширяют возможности эпистемической свободы и затрудняют сохранение гегемонии режима в локальном контексте.

Социально-экономическая апатия и стратегии выхода из системы

Формирующаяся в результате социальной и экономической политики режима массовая трудовая миграция может быть интерпретирована как косвенное выражение политического недовольства. Предложенный государством «авторитарный социальный контракт» (authoritarian bargain) — молчание в обмен на стабильное благополучие и социальные гарантии — стал ненадёжным на фоне экономической нестабильности. В этом смысле миграция — это не только экономический выбор, но и форма выхода из системы и пассивного сопротивления режиму.

Молодёжь и технологическая адаптация

Несмотря на жесткую информационную цензуру, среди молодёжи растёт уровень цифровой грамотности и доступ к скрытым цифровым сетям. С помощью VPN, зашифрованных мессенджеров и социальных сетей молодые люди стараются обойти официальные каналы и получить доступ к неофициальной информации. В долгосрочной перспективе этот процесс может подорвать идеологическую гегемонию государства.

Слабость потенциальных социальных баз

Тем не менее, социальные базы, необходимые для формирования систематического и институционального сопротивления — такие как независимая интеллектуальная среда, правозащитные институты и организованное гражданское общество — в Туркменистане отсутствуют. Высокий уровень взаимного недоверия в обществе, система доносительства и атмосфера страха препятствуют коллективной мобилизации. Это усиливает дилемму коллективных действий, описанную Мансуром Олсоном (Olson, 1971).

Заключение

Авторитаризм в Туркменистане сохраняет уникальную, закрытую и высоко централизованную модель управления в современной политической реальности. Основы этой модели — культ личной власти, жёсткая централизация институциональных механизмов и масштабный идеологический контроль. Идеологический дискурс, выстроенный вокруг Рухнамы, полный контроль над информационным пространством и эффективно функционирующий репрессивный аппарат выступают гарантом внутренней стабильности режима. Во внешней политике основой стратегии выступают статус «постоянного нейтралитета» и широкие многоуровневые политико-экономические отношения с такими стратегическими партнёрами, как Россия и Китай.

Однако перед долгосрочной устойчивостью этой модели стоят серьёзные структурные и контекстуальные ограничения. Высокая зависимость экономики от энергетического сектора — особенно в условиях волатильности мировых энергетических рынков и стремительного развития экологически чистых источников энергии — ставит под угрозу экономическую безопасность страны. Изоляция в технологической и информационной сферах повышает риск социальной неудовлетворённости среди молодёжи и ослабляет общественную поддержку режима. Кроме того, фракционализм и внутренняя конкуренция в правящей элите могут представлять серьёзную угрозу политической стабильности.

С точки зрения перспектив, Туркменистан, вероятно, останется одним из самых закрытых и жёстких политических режимов в регионе. Однако фундаментальные изменения на мировом энергетическом рынке, технологические революции и растущие социально-политические запросы общества могут заставить режим адаптироваться и провести институциональные реформы.


Источники:

  1. Matveeva, Anna. 2013."Legitimising Central Asian authoritarianism: Political manipulation and symbolic power." In Symbolism and Power in Central Asia. Routledge, 2013.
  2. Heathershaw, John, and Edmund Herzig. 2013. The transformation of Tajikistan. Routledge: The Sources of Statehood, 2013.
  3. Cummings, S. N. 2012a. Understanding Central Asia: Politics and Contested Transformations.Routledge.https://www.taylorfrancis.com/books/mono/10.4324/9780203403143/understanding-central-asia-sally-cummings 
  4. Schatz, E. 2006. Access by Accident: Legitimacy Claims and Democracy Promotion in Authoritarian Central Asia. International Political Science Review, 27(3), 263–284.
  5. OSCE/ODIHR. (2022)a. Election Assessment Mission Report: Turkmenistan Presidential Election.https://www.osce.org/odihr/513568  
  6. Horák, S. (2016)a. Legitimacy Building in Turkmenistan: Beyond Personality Cults. Central Asian Survey, 33(4), 449–462. https://www.researchgate.net/publication/345619941_Personality_Cults_and_Nation-Building_in_Turkmenistan_1_2  
  7. Luong, P. J. (2002). Institutional Change and Political Continuity in Post-Soviet Central Asia: Power, Perceptions, and Pacts. Cambridge University Press.https://assets.cambridge.org/97805218/01096/sample/9780521801096ws.pdf Amazon+2assets.cambridge.org+2AbeBooks+2
  8. Kuru, A. T. 2014. Authoritarianism and Democracy in Muslim Countries: Rentier States and Regional Diffusion. Political Science Quarterly, 117(4), 595–608.
  9. Khalid, A. 2007a. Islam after Communism: Religion and Politics in Central Asia. University of California Press.https://www.ucpress.edu/book/9780520282155/islam-after-communism 
  10. Freedom House. (2024)a. Nations in Transit 2024: Turkmenistan. https://freedomhouse.org/country/turkmenistan/freedom-world/2024 
  11. Horák, S. (2016)b. Legitimacy Building in Turkmenistan: Beyond Personality Cults. Central Asian Survey, 33(4), 449–462. https://www.researchgate.net/publication/345619941_Personality_Cults_and_Nation-Building_in_Turkmenistan_1_2   
  12. Cummings, S. N. 2012b. Understanding Central Asia: Politics and Contested Transformations.Routledge.https://www.taylorfrancis.com/books/mono/10.4324/9780203403143/understanding-central-asia-sally-cummings  
  13. Human Rights Watch. (2023). World Report 2023: Turkmenistan.https://www.hrw.org/news/2023/11/21/turkmenistan-journalist-prevented-travelling-abroad 
  14. Levitsky, S., & Way, L. A. (2010). Competitive Authoritarianism: Hybrid Regimes after the Cold War. Cambridge University Press. https://www.cambridge.org/core/books/competitive-authoritarianism/20A51BE2EBAB59B8AAEFD91B8FA3C9D6 
  15. OSCE/ODIHR. (2022)b. Election Assessment Mission Report: Turkmenistan Presidential Election. https://www.osce.org/odihr/513568 
  16. Horák, S. (2016)c. Legitimacy Building in Turkmenistan: Beyond Personality Cults. Central Asian Survey, 33(4), 449–462.https://www.researchgate.net/publication/345619941_Personality_Cults_and_Nation-Building_in_Turkmenistan_1_2  
  17. Reporters Without Borders. (2023). 2023 World Press Freedom Index: Turkmenistan. https://rsf.org/en/turkmenistan 
  18. Khalid, A. (2007)b. Islam after Communism: Religion and Politics in Central Asia. University of California Press. https://www.ucpress.edu/book/9780520282155/islam-after-communism  
  19. Koch, N. (2013). The “personality cult” problematic: Personalism and mosques memorializing the “father of the nation” in Turkmenistan and the UAE. Europe-Asia Studies, 65(6), 1089–1108. https://nataliekoch.com/wp-content/uploads/2013/12/Koch_Mosques_web.pdf 
  20. Freedom House. (2024)b. Nations in Transit 2024: Turkmenistan. https://freedomhouse.org/country/turkmenistan/freedom-world/2024 
  21. Anceschi, L. (2020)a. Turkmenistan’s Foreign Policy: Neutrality, Regionalism, and Strategic Balancing. Routledge. https://api.pageplace.de/preview/DT0400.9781134051564_A24928741/preview-9781134051564_A24928741.pdf?utm_source=chatgpt.com  
  22. Farkhod Aminjonov. 2018. Statecraft in the Steppes: Central Asia’s Relations with China https://www.tandfonline.com/doi/full/10.1080/10670564.2022.2136937#abstract 
  23. Anceschi, L. (2020)b. Turkmenistan’s Foreign Policy: Positive Neutrality and the consolidation of the Turkmen regime. Routledge .https://api.pageplace.de/preview/DT0400.9781134051564_A24928741/preview-9781134051564_A24928741.pdf
  24. Bertelsmann Transformation Index (BTI). (2024). Country Report: Turkmenistan. https://bti-project.org/en/reports/country-report/TKM 
  25. Turkmen.News. https://www.turkmen.news/
  26. Radio Azatlyk – Azadlıq Radiosunun Türkmən Xidməti. https://www.azathabar.com/
  27. Jason Stanley, How Fascism Works: The Politics of Us and Them (New York: Random House,2018).https://www.penguinrandomhouse.com/books/566247/how-fascism-works-by-jason-stanley/ 

28. Olson, M. (1971). The Logic of Collective Action: Public Goods and the Theory of Groups. Harvard University Press. https://www.hup.harvard.edu/books/9780674537514

Bell icon

Подпишитесь на нашу рассылку, чтобы быть в курсе последних обновлений

Укажите действительный адрес электронной почты