Кошмар постнефтяной эпохи

 (Материал подготовлен в рамках исследований азербайджанского авторитаризма KHAR Center)
 ✍️ Эльман Феттах – директор KHAR Center

Введение

Азербайджану предстоит столкнуться с глубочайшим кризисом в период с 2027 по 2035 год. Управленческая модель, основанная на нефтяных доходах и действующая уже тридцать лет, превращается в классический пример «ресурсного проклятия». Финансовая устойчивость, сформированная в эпоху нефтяного бума, постепенно снижается до критического уровня. И этот упадок касается не только экономики — он проявляется и на политическом, и на институциональном уровнях. Даже если режиму удастся ещё на какое-то время сохранить текущую ситуацию, вряд ли он будет способен адекватно реагировать на надвигающиеся потрясения. Тотальный характер репрессий, ликвидация политики как сферы, а также превращение любого иного мнения в «предательство» свидетельствуют о том, что система готовится встретить надвигающийся кризис старыми методами.

Ситуация в стране всё более характеризуется неизбежной реальностью постнефтяной эпохи — тихим и поэтапным истощением ресурсов. Относительная стабильность бюджета и внешне «достаточные» валютные резервы создают ложное ощущение безопасности. На самом же деле арендные доходы сокращаются, основные принципы социального контракта ослабевают, а один из ключевых механизмов авторитарного управления — «молчание в обмен на деньги» — теряет свою эффективность. Именно поэтому период 2027–2035 годов следует рассматривать не как «относительно трудный этап», а как время, когда существующая модель оказывается неспособной к самовоспроизводству, теряет способность адаптироваться к новым реалиям и приближается к историческому рубежу.

Цель

Целью данного анализа является выявление сути процесса истощения, который начнётся в Азербайджане в 2027–2035 годах, а также политико-аналитическая оценка новых рисков и возможностей, порождённых постнефтяной фазой.

Анализ пытается ответить на следующие вопросы:

• Готов ли Азербайджан к постнефтяному периоду?
• Через какие механизмы действующая модель входит в траекторию истощения?

В рамках этих вопросов рассматриваются три параллельных направления:

1. Экономическая и фискальная устойчивость энергетико-арендной модели;
2. Эрозия авторитарного социального контракта;
3. Структурная слабость управления и неспособность справляться с кризисами.

Парадокс богатой страны с бедным будущим

Азербайджанская нефтяная история близится к завершению. Снижение объёмов добычи — это уже не перспектива, а реальность. Прогресс в открытии новых месторождений отсутствует. Согласно ежегодным энергетическим обзорам BP и страновым профилям Управления энергетической информации США (EIA), пик добычи нефти в Азербайджане пришёлся на начало 2010-х годов. С тех пор наблюдается стабильное снижение. Официальная статистика SOCAR также подтверждает, что блок АЧГ (Азери-Чыраг-Гюнешли) находится на этапе падения добычи.

Согласно аналитическому обзору Бакинского исследовательского института, в 2025 году в Азербайджане ожидается добыча всего 27,5 млн тонн нефти. Это почти в два раза меньше, чем в 2010 году (50,5 млн тонн). В обзоре также отмечается, что в 2026 году добыча может упасть ниже 27 млн тонн, ссылаясь на государственные прогнозы социально-экономического развития до 2030 года. Несмотря на то, что в 2010–2024 годах добыча природного газа выросла в 2,5 раза, а экспорт — более чем в 4 раза, и даже с учётом роста цен на энергоносители из-за войны России против Украины, нефтегазовые доходы Азербайджана значительно сократились. В 2010 году правительство получило $19 млрд через Госнефтефонд и госбюджет, тогда как в 2024 году сумма снизилась до $13,5 млрд. По прогнозам, в 2025 году нефтегазовые доходы консолидированного бюджета могут опуститься ниже $12 млрд (БРИ, ноябрь 2025).

Кроме того, в отчётах Всемирного банка и IEA указывается, что в последние годы не было обнаружено ни одного крупного коммерчески привлекательного месторождения. Вся стратегия сосредоточена на максимальной эксплуатации уже открытых залежей (BP, 2022; IEA, 2022; World Bank, 2024a; Minenergy, 2024). Всё это указывает на то, что главный двигатель экономики Азербайджана, а также дипломатический рычаг власти Алиевых — сотрудничество SOCAR и BP — уходит в прошлое. Ключевой вопрос уже не в том, как заработать больше, а в том, как управлять снижением.

В течение долгого времени экономическое развитие страны строилось на нефтяной зависимости. Проекты АЧГ и Шахдениз были символами процветания, стабильности и надежды на будущее (president.az, 2024). Но их пик уже позади. Изменилась и стратегия энергетических компаний. Ранее они были готовы идти на риск, сейчас же действуют с гораздо большей осторожностью. Основная причина — привлекательность возобновляемой энергетики и снижение значимости нефти и газа. Крупные корпорации больше не проявляют прежнего интереса к долгосрочным нефтяным проектам. Это означает и то, что «нефтяная дипломатия» Азербайджана теряет свою эффективность.

Таким образом, режим столкнётся не только с внутренними экономическими трудностями, но и с утратой внешнеполитических инструментов легитимации.

Особо тревожным является то, что трансформация европейской энергетической политики приняла необратимый характер. Цели ЕС по переходу к «зелёной» энергетике к 2030 и 2050 годам стали юридически обязательными, что означает структурное снижение спроса на углеводороды (European Commission, 2021). Это создаёт риск для Азербайджана потерять крупнейшего стратегического партнёра по экспорту.

Безусловно, нефтегазовая отрасль ещё какое-то время будет приносить доходы. Однако их стратегическое значение снижается. И что особенно важно — поскольку правительство всё это время имитировало диверсификацию, вместо того чтобы реализовывать её, Азербайджан не обладает новыми экономическими секторами, способными соответствовать требованиям постуглеродной эпохи. За последние 10 лет не были созданы устойчивые отрасли, способные обеспечить даже половину текущих нефтегазовых доходов. Отсутствие высокотехнологичной продукции в структуре экспорта, полная зависимость от импорта, разрушение системы образования и утрата потенциала по подготовке квалифицированных кадров указывают на то, что экономика страны абсолютно не готова к постнефтяному периоду.

Модель временной социальной и политической стабильности, основанная на масштабной денежной эмиссии в период нефтяных доходов, подходит к завершению. Впервые за последние годы бюджет на следующий год был утверждён фактически без увеличения — это лишь начало более серьёзных перемен.

Таким образом, экономическое будущее Азербайджана оказывается «запертым» в сужающемся пространстве возможностей на европейском рынке.

Иллюзия Государственного нефтяного фонда

Несмотря на внушительные суммы, которыми оперирует Государственный нефтяной фонд (ГНФАР), растущие социальные запросы, инфраструктурные расходы, зависимость от импорта и колебания расходов на безопасность снижают реальную стоимость этих активов (SOFAZ, 2025a). Кроме того, почти четверть активов фонда хранится в золоте, цена на которое за последние 3 года почти удвоилась из-за глобальных экономических рисков. Это означает наличие перегретых пузырей как на финансовых, так и на сырьевых рынках. В случае снижения глобальных рисков может произойти девальвация активов фонда и частичная потеря его резервов.

Вместо поддержки перехода к экономике без нефти фонд продолжает играть роль подушки для финансирования текущих бюджетных расходов. Если рассмотреть ежегодные трансферы фонда в бюджет, ситуация становится очевидной (SOFAZ, 2024). По мере приближения 2030 года этот дисбаланс будет только усиливаться. Между тем фонд создавался как инструмент защиты от будущих экономических шоков, поддержки различных секторов экономики и накопления стратегического капитала для постнефтяной эпохи (SOFAZ, Mission and Objectives). На практике же он стал кошельком правительства.

Фонд покрывает расходы на социальные пакеты, содержание госаппарата, неэффективные инфраструктурные проекты, популистские решения власти и импортно-ориентированное потребление (SOFAZ, 2025b). Снижение нефтяных доходов приводит к росту запросов бюджета к фонду. В результате, по мере приближения 2030 года фонд теряет роль защитной подушки и превращается в изнашивающийся амортизатор.

Лабиринт

Политическая система представляет неизбежно надвигающийся кризис как проблему коммуникации, а не содержания. Цель здесь заключается не в том, чтобы предложить реформаторские планы, направленные на разрешение кризиса; напротив, задача состоит в том, чтобы постоянно поддерживать в общественном сознании ощущение угрозы. Псевдопатриотизм и милитаризация используются для того, чтобы в период приближающегося социально-экономического кризиса обманывать общество вымышленными опасностями. Такой подход вскрывает ключевую черту нынешних политических структур Азербайджана: стремление не столько устранять возникающие проблемы, сколько управлять их общественным восприятием.

Режим пытается скрыть тот факт, что надвигающийся кризис обусловлен структурными изъянами экономической модели, поскольку признание этого означало бы признание устарелости самой модели. По этой причине власть манипулирует статистическими данными и преподносит суровую реальность как «временные трудности», тем самым блокируя общественное обсуждение неизбежного кризиса. Однако в лучшем случае такая тактика лишь маскирует остроту происходящего. В результате проблема, которая пока проявляется в виде экономических колебаний, из-за истощения управленческих возможностей создаёт условия для превращения потенциального спада в тяжёлый и системный кризис.

Цифры, преподносимые как рост ненефтяного сектора, по своей сути пусты. Диверсификация существует лишь на уровне дискурса. Это обнажает самый глубокий разрыв в азербайджанской экономике — между «витриной» и реальностью. Проекты, которые на бумаге выглядят инновационными и современными, на практике выполняют роль декораций существующей экономической модели. Не создаются новые производственные предприятия, не меняется экспортный портфель, не растёт доля ненефтяного сектора в занятости (World Bank, 2024b). Поскольку диверсификация не выходит за пределы риторики, результат оказывается равным нулю.

Тот рост, который всё же фиксируется, обеспечивается исключительно за счёт ужесточения налоговой политики. Государство не формирует экономику, а лишь более агрессивно изымает уже существующую стоимость (World Bank, 2024). Этот механизм откладывает кризис, но не решает его. Именно это стало одной из ключевых тенденций азербайджанской экономики последних лет. Рост ненефтяных доходов в официальной статистике преподносится как признак экономической диверсификации, однако в реальности его источником является усиление фискального давления на малый и средний бизнес, рост штрафов и искусственное расширение налоговой базы.

Опасность заключается в том, что сама экономика не расширяется — государство лишь усиливает налоговый сбор. В результате экономическая динамика подавляется. Это наиболее наглядно демонстрируют два факта: по независимым оценкам, в 2019–2025 годах экономика Азербайджана в реальном выражении выросла всего на 16 %, тогда как бюджетные доходы увеличились почти на 65 %. Темпы экономического роста оказываются раздавленными под весом куда более быстрого расширения бюджета. С помощью этого механизма правительство лишь переносит проблемы на последующие годы. В то же время сужающиеся финансовые возможности со временем исчерпают и пределы данного подхода. В условиях деградирующей экономики «рост через сборы» рано или поздно станет невозможным.

Инфраструктурные расходы или мегакоррупция

Инфраструктурная политика Азербайджана выглядит так, будто она направлена на финансирование будущего кризиса. Дороги, мосты, стадионы, парки требуют огромных финансовых ресурсов, однако не приносят отдачи — ни в виде экономической активности, ни в форме создания новых производственных субъектов. Для того чтобы инфраструктура создавала стоимость, необходимы сопутствующие элементы: бизнес-экосистема, местное производство, инновационные сектора и конкурентная среда (Réka Juhász, Nathan J. Lane, Dani Rodrik, 2023). При отсутствии этих компонентов многочисленные проекты обеспечивают лишь круговорот денег от одной стройки к другой и создают временные рабочие места.

Одновременно инфраструктурные инвестиции осуществляются не в соответствии с экономическими потребностями, а исходя из политических приоритетов. Такие проекты служат финансовыми каналами для компаний, приближённых к правящей семье и государству, и в итоге превращаются в механизмы распределения ренты (OCCRP, 2017).

В результате инвестиции на миллиарды манатов функционируют не как «создающие стоимость», а как «поглощающие стоимость» проекты. Это не только увеличивает нагрузку на бюджет, но и ведёт к утрате богатства в экономике: деньги расходуются, но экономическая система не приходит в движение. Всё направлено на подпитку мегакоррупции.

Почему эта модель работает лишь до 2030 года

По мере сокращения ренты исчерпываются и возможности статистических манипуляций. Снижение бюджетных доходов и рост социальной нагрузки вынуждают власть к ещё более жёсткой налоговой политике, в результате чего модель сохранения статус-кво перестаёт функционировать (Ross, M. L., 2012).

На этом этапе используемая годами техника «управления через цифры» теряет эффективность, поскольку манипуляции возможны лишь в условиях ресурсного изобилия. По мере сужения ренты косметическое «приукрашивание» бюджетных показателей становится и сложнее, и дороже: разрыв между растущими расходами и падающими доходами увеличивается до такой степени, что его уже невозможно скрыть статистическими иллюзиями. По мере роста социальных ожиданий государство пытается компенсировать ограниченные финансовые возможности за счёт ужесточения налоговой политики, что, в свою очередь, ослабляет экономическую активность и расширяет базу недовольства (Acemoglu & Robinson, 2012).

Крах бюджетного макияжа тем самым обнажает и саму политическую модель. Система, утратившая буфер, созданный рентой, не располагает альтернативным механизмом поддержания устойчивости. Модель, удерживавшая статус-кво исключительно за счёт денег, при сокращении финансовых ресурсов начинает работать против самой себя, и политическая архитектура впервые сталкивается с реальностью лицом к лицу.

Конец эпохи «будь тихим — получай благосостояние»

Люди больше не способны «переваривать» фальшивые цифры правительства и измеряют благосостояние на рынке. Это одна из самых заметных, но официально не признаваемых сторон социально-экономической реальности Азербайджана. Общество куда точнее видит реальность, скрытую за номинальными показателями: при прежней зарплате каждый месяц можно купить меньше, а семейный бюджет исчерпывается всё быстрее.

Поскольку внутреннее производство слабо развито, значительная часть рынка обеспечивается за счёт импорта, и глобальные ценовые колебания напрямую перекладываются на население. Кроме того, повышение таможенных пошлин ещё больше ускоряет рост розничных цен. В ответ на эту тенденцию правительство ограничивается ложью.

Люди также не доверяют номинальной системе государственной социальной поддержки, поскольку услуги утратили свою функциональность как с точки зрения качества, так и доступности. В результате резко растут частные расходы домохозяйств: частные клиники, репетиторы, дополнительные образовательные курсы, транспорт и коммунальные услуги поглощают значительную часть семейных бюджетов.

Манипулируя статистикой занятости, правительство скрывает проблему безработицы; в официальных данных временные и нестабильные формы занятости преподносятся как полноценная работа. В реальности же безработица, особенно среди молодёжи, уничтожает надежды, связанные с экономическими, психологическими и социальными перспективами. Одним из следствий становится массовый отток молодёжи из страны: поиск более высоких доходов, более справедливой среды и более предсказуемого будущего вынуждает молодое поколение покидать Азербайджан. Кроме того, каждый второй работник занят в неформальном секторе без пенсионного и медицинского страхования. Это означает, что в ближайшем будущем сотни тысяч людей достигнут пенсионного возраста, не имея пенсионных прав и будучи вынужденными жить на минимальные пособия по старости.

Таким образом, резкий контраст между благополучием, изображаемым в статистике, и повседневной реальностью формирует в обществе одновременно социальную усталость и кризис доверия. Цифры утратили способность скрывать действительное положение дел. А поскольку политическая модель подавляет любые изменения, управляемый рентой статус-кво рушится.

В этих условиях правительство будет сокращать расходы, наращивать заимствования, а социальное недовольство — углубляться. Каждый из этих вариантов несёт собственные политические последствия: сокращение государственных расходов ещё больше обедняет население, заимствования подрывают экономический суверенитет, а рост недовольства ставит под сомнение легитимность режима. Иными словами, все опоры социального контракта разрушаются. Модель, обещавшая людям «минимальное благосостояние в обмен на молчание», больше не работает. Это является предвестником крушения главной опоры авторитарной системы — кризиса легитимности (Seymour Martin Lipset, 1959).

Либо деньги, либо страх

Для авторитарных режимов, вступающих в постнефтяную эпоху, остаются два взаимоисключающих пути. Первый путь — путь подлинных реформ. В этом случае политическая власть должна отказаться от монополии, ликвидировать все привилегии, обеспечивающие экономическим группам, полностью подчинённым политической системе, доступ к государственным ресурсам, и в целом добиться того, чтобы представители политической власти вышли либо из бизнеса, либо из политики. Правовые механизмы предотвращения конфликта интересов должны быть запущены в полном объёме. Судебная система должна стать независимой, реальный парламентский контроль и подлинная избирательная конкуренция — обеспечены. Это означало бы добровольное разделение доминирования, формировавшегося режимом на протяжении десятилетий, и демонтаж его архитектуры власти. У Алиева нет ни политической воли, ни институциональной базы для подобного самоослабляющего шага. Поэтому система инстинктивно выбирает второй путь — переход к более жёсткому авторитаризму в постоппозиционную эпоху. Иными словами, она пытается компенсировать сокращение ресурсов усилением применения силы. Для этого репрессии ещё больше интенсифицируются (Henry Hale, 2014).

Таким образом, наблюдаемое сегодня ужесточение не является ни случайным, ни спонтанным процессом. Это сознательное включение силового аппарата с целью сохранения размывающихся экономических опор. Первым элементом этого процесса становится расширение риторики угроз: система, скрывая экономические трудности, перенаправляет общественное внимание на «внутренних и внешних врагов» и стремится управлять политической реальностью через постоянное чувство опасности. Параллельно усиливается активность полицейско-прокурорского аппарата и Государственной службы безопасности (DTX). Правоохранительные структуры всё чаще выступают как политические акторы, регулирующие социальное поведение. Более того, войска Министерства внутренних дел — Внутренние войска — переводятся в прямое подчинение президенту; их полномочия, ранее в основном охранные, расширяются в сторону правоохранительных функций, включая право задержания граждан (Meydan TV, декабрь 2025).

Другим ключевым элементом ужесточения авторитаризма становится конструирование образа врага. Чтобы отвлечь общественное недовольство от экономических и управленческих проблем, режим представляет НПО, политических эмигрантов, медиа и даже взаимоисключающие влияния Запада и России как внутренние угрозы. Параллельно с этим расширяются и «красные линии»: любая критика, любое поведение, любое слово объявляются опасными и запрещёнными (Elman Fattah, ноябрь 2025).

В результате пространство свободного политического поведения граждан сводится к нулю, а люди, сталкиваясь с «невидимыми барьерами» в повседневной жизни, оказываются в тюрьмах.

Однако, каким бы системным ни было это ужесточение, оно не решает проблему. Репрессии способны лишь отсрочить кризис, поскольку его источник — не в нарушении стабильности и не в рисках безопасности. Источник кризиса — в истощении управленческого потенциала. Запретить всё — не значит остановить упадок; это лишь меняет траекторию деградации: социальное недовольство подавляется, но структурные слабости усугубляются, и система быстрее, причём в гораздо менее благоприятных условиях, приближается к критической точке.

Истощение системы

В авторитарных режимах потоки информации по своей природе искажены: наверх поступают лишь «хорошие новости», тогда как плохие смягчаются или отфильтровываются через различные механизмы. Это отрывает руководство от реальности и приводит к принятию решений на основе ложных представлений. В отсутствие альтернативной экспертизы или независимых институтов диагностики система теряет способность к саморефлексии. В результате ранние сигналы кризиса продолжают углубляться, не вызывая никаких корректирующих действий (Jared Diamond, 2005).

В годы нефтяного бума приток долларов выполнял роль мягкой подушки, скрывающей управленческую некомпетентность. Ошибочные решения можно было «исправить» деньгами, неэффективные проекты компенсировать дополнительным финансированием, а провалы государственного аппарата закрывать социальными пакетами. В постнефтяную эпоху такой возможности больше нет — денег на исправление ошибок не осталось.